Линия заданий 13, ЕГЭ по истории

Из воспоминаний политического деятеля

«...Пригласив в кабинет, я спросил, с какой миссией прибыли. Бакланов сообщил, что создан Комитет по чрезвычайному положению. Страна катится к катастрофе, другие меры не спасут, я должен подписать Указ о введении ЧП. По сути дела, приехали с ультиматумом. Позднее, беседуя со следователем, я узнал, что у них были с собой заготовленные для моей подписи документы разные варианты.

Бакланов перечислил состав ГКЧП, причём назвал в числе его членов Лукьянова. Сказал, что Ельцин арестован, хотя тут же поправился: будет арестован по пути (из Алма-Аты, откуда он возвращался в Москву). Торопя события, заговорщики явно хотели таким способом дать понять, что они уже взяли ситуацию под свой контроль и назад пути нет.

Всё это были люди, которых я выдвигал и которые меня теперь предали. Я категорически отверг их домогательства, заявил, что никаких указов подписывать не буду.

- Вы и те, кто вас послал, обеспокоены ситуацией? Но я не хуже вас знаю обстановку в стране, и она тревожит меня не меньше, чем вас. Считаете, что нужны адекватные меры? Я такого же мнения. Главная из них уже подготовлена - это подписание нового Союзного договора. На заседании Совета Федерации 21 августа намечено обсудить ход выполнения экономической реформы. Вы же всё спасение видите в чрезвычайных мерах. Я с этим не согласен. Давайте созывать Верховный Совет СССР, Съезд народных депутатов, раз у части руководства есть сомнения в правильности политического курса. Давайте обсуждать и решать. Но действовать только в рамках Конституции, закона. Иное для меня неприемлемо. То, что вы себя загубите, - чёрт с вами, но ведь дело может кончиться большой кровью. Не тот стал народ, чтобы смириться с вашей диктатурой, с потерей свободы, всего, что было добыто в эти дни.

На мои выводы последовали рассуждения Бакланова, проникнутые „заботой“ о моём здоровье, которое-де сильно поизносилось за напряжённые годы „перестройки“.

- Не хотите сами подписывать Указ о введении чрезвычайного положения, Отдохните, передайте свои полномочия Янаеву, - предложил он. И добавил: мы сделаем „грязную работу“, а потом вы сможете вернуться.

Я, разумеется, отверг это гнусное предложение» .

Из письма И. И. Шувалову

«Милостивый государь Иван Иванович! Полученным от вашего превосходительства черновым доношением Правительствующему Сенату к великой моей радости я уверился, что объявленное мне словесно предприятие подлинно в действо произвести намерились к приращению наук, следовательно, к истинной пользе и славе отечества. При сём случае довольно я ведаю, сколь много природное ваше несравненное дарование служить может и многих книг чтение способствовать. Однако и тех совет вашему превосходительству небесполезен будет, которые сверх того университеты не токмо видали, но и в них несколько лет обучались, так что их учреждения, узаконения, обряды и обыкновения в уме их ясно и живо, как на картине, представляются. Того ради, ежели Московский университет по примеру иностранных учредить намереваетесь, что весьма справедливо, то желал бы я видеть план, вами сочинённый. Но ежели ради краткости времени или ради других каких причин того не удостоюсь, то, уповая на отеческую вашего превосходительства ко мне милость и великодушие, принимаю смелость предложить моё мнение о учреждении Московского университета кратко вообще.

...Главное моё основание, сообщённое вашему превосходительству, весьма помнить должно, чтобы план Университета служил во все будущие годы. Того ради, несмотря на то, что у нас ныне нет довольства людей учёных, положить в плане профессоров и жалованных студентов довольное число. Сначала можно проняться теми, сколько найдутся. Со временем комплект наберётся. Остальную с порожних мест сумму полезнее употребить на собрание университетской библиотеки, нежели, сделав ныне скудный и узкий план по скудости учёных, после, как размножатся, оный снова переделывать и просить о прибавке суммы.

...Профессоров в полном университете меньше двенадцати быть не может в трёх факультетах: в юридическом три, в медицинском три, в философском шесть.

...При Университете необходимо должна быть Гимназия, без которой Университет как пашня без семян. О её учреждении хотел бы я кратко здесь вообще предложить, но времени краткость возбраняет.

Ежели дней полдесятка обождать можно, то я целый полный план предложить могу...»

Из очерка, написанного современником событий

«...Полвека тому назад огромная масса русского населения состояла на положении домашних животных. И вдруг по всей России загудел благовест освобождения. Крепостное право, именовавшееся „правом" только по какому-то логическому недоразумению, сразу и бесповоротно пало. Одним росчерком того знаменитого пера, которое хранится теперь в Москве, в Историческом музее, была порвана многовековая цепь, и свыше двадцати одного миллиона людей восстали из праха. Это было настоящее воскресение из мёртвых, и недаром в знаменательный день знакомые и незнакомые приветствовали друг друга пасхальным лобзанием: „Воистину воскресе“.

Сравнение освобождения крестьян с воскресением глубоко знаменательно. В освобождении крепостных - в этом, казалось бы, естественном акте высшей государственной воли - чувствуется и видится элемент чудесного. Если подробнее ознакомиться с историей крестьянского освобождения, то оно представляется каким-то чудом, чем-то таким, что явилось, как чудо, наперекор условиям нормального физического обихода. Крепостничество так глубоко укоренилось в России, что даже такой всемогущий вершитель судеб России, каким был император Николай I, со всею его железною волею и при всём его несомненном отвращении к крепостному праву, не мог ничего поделать с этим злом... Когда император ____________________ и даже хотя бы на отдалённую возможность падения крепостного права. Мало того, когда он уже положил начало великой реформе, дело её осуществления в значительной степени попало в руки противников реформы. И даже Манифест о великом дне свободы был написан лицом, явно не сочувствовавшим освобождению крестьян. И тем не менее, несмотря на силу крепостников, несмотря на несочувствие и подкопы многих и многих прикосновенных к делу реформы лиц, эта реформа была осуществлена. И притом в значительной степени трудами её врага, графа Панина. Разве это не чудо? Не простыми руками, не простою волей было совершено это дело, и невольно образ Царя-Освободителя представляется в виде ангела, сошедшего в тьму могилы, чтобы отвалить от неё гробовой камень...»

«...Правительство должно радеть о народе, оно должно познать действительные его нужды, должно помогать ему справляться с безысходною часто нуждою. Вот удел, к достижению которого нужно стремиться, вот истинная задача нового царствования.

А вместо того предлагают устроить нам говорильню вроде французских Генеральных штатов. Мы и без того страдаем от говорилен, которые под влиянием негодных, ничего не стоящих журналов разжигают только народные страсти. Благодаря пустым болтунам, что сделалось с высокими предначертаниями покойного незабвенного государя, принявшего под конец своего царствования мученический венец? К чему привела великая святая мысль освобождения крестьян?.. К тому, что дана им свобода, но не устроено над ними надлежащей власти, без которой не может обойтись масса тёмных людей...

Затем открыты были земские и городские общественные учреждения говорильни, в которых не занимаются действительным делом, а разглагольствуют вкривь и вкось о самых важных государственных вопросах, вовсе не подлежащих ведению говорящих. И кто же разглагольствует, кто орудует в этих говорильнях? Люди негодные, безнравственные, между которыми видное положение занимают лица, не живущие со своим семейством, предающиеся разврату, помышляющие лишь о личной выгоде, ищущие популярности и вносящие во всё всякую смуту.

Потом открылись новые судебные учреждения - новые говорильни, говорильни адвокатов, благодаря которым самые ужасные преступления убийства и другие тяжкие злодейства - остаются безнаказанными.

Дали, наконец, свободу печати, этой самой ужасной говорильне, которая во все концы необъятной русской земли, на тысячи и десятки тысяч вёрст разносит хулу и порицание на власти...

И когда, государь, предлагают вам учредить по иноземному образцу новую верховную говорильню?.. Теперь, когда прошло лишь несколько дней после свершения самого ужасающего злодеяния, никогда не бывавшего на Руси, когда по ту сторону Невы, рукой подать отсюда, лежит в Петропавловском соборе не погребённый ещё прах благодушного русского царя, который среди белого дня растерзан русскими же людьми».

«Ваше Императорское Величество. Простите, ради Бога, что так часто тревожу Вас и беспокою.

Вам достаётся Россия смятенная, расшатанная, сбитая с толку, жаждущая, чтобы её повели твёрдою рукою, чтобы правящая власть видела ясно и знала твёрдо, чего она хочет и чего не хочет и не допустит никак. Все будут ждать в волнении, в чём Ваша воля обозначится. Многие захотят завладеть ею и направлять её. Простите, что в эти скорбные часы прихожу к Вам со своим словом: в эти первые дни царствования, которые будут иметь для Вас решительное значение, не упускайте ни одного случая заявлять свою личную решительную волю, прямо от Вас исходящую, чтобы все слышали и знали: „Я так хочу“, или „ я не хочу этого". <...>

Сегодня пущена в ход мысль, которая приводит меня в ужас. Люди так развратились в мыслях, что иные считают возможным избавление осуждённых преступников от смертной казни. Уже распространяется между русскими людьми страх, что могут представить Вашему Величеству извращённые мысли и убедить Вас к помилованию преступников. Слух этот дошёл до старика гр. Строгонова, который приехал ко мне сегодня в волнении.

Может ли это случиться? Нет, нет, и тысячу раз нет - этого быть не может, чтобы Вы перед лицом всего народа русского в такую минуту простили убийц отца Вашего, русского Государя, за кровь которого вся земля (кроме немногих, ослабевших умом и сердцем) требует мщения и громко ропщет, что оно замедляется.

Если бы это могло случиться, верьте мне, Государь, это будет принято за грех великий, и поколеблет сердца всех Ваших подданных. Я русский человек, живу посреди русских и знаю, что чувствует народ и чего требует. В эту минуту все жаждут возмездия. Тот из этих злодеев, кто избежит смерти, будет тотчас же строить новые заговоры. Ради Бога, Ваше Величество, - да не проникнет в сердце Вам голос лести и мечтательности.

Вашего Императорского Величества верноподданный Константин Победоносцев»

Из воспоминаний политического деятеля

«Ещё с первого дня, как мы оказались в войне с Японией, следя за нашею, а также и французскою печатью и прислушиваясь ко всем суждениям, которые доходили до меня, в особенности среди членов Государственного Совета, я слышал одно и то же суждение, неизменно повторявшееся всеми, кто высказал своё мнение о характере нашего вооружённого столкновения.

А именно, что война для нас неопасна, что наши силы несоизмеримы с силами Японии, хотя бы она была больше нас готова к войне, так как мы к ней не готовились, - что наше внутреннее положение совершенно устойчиво и не может быть потрясено начавшейся войною, слишком удалённою от наших центров. Словом, что мы вынесем сравнительно легко это бедствие и завершим столкновение победным концом. Это же мнение разделяется и Государем, определённо высказавшим мне его.

Если же это так, то очевидно, что в выборе способов относительно покрытия расходов войны <...> мы должны руководствоваться тем принципом, чтобы не нарушить основных устоев нашего финансового положения, введённых нами с таким огромным трудом и после длительных приготовлений!

Мне казалось, что мы не должны отказываться от нашего денежного обращения, основанного на золотом размене бумажного рубля <...> и принять соответствующие этому принципу меры, то есть подкреплять наш золотой запас всеми доступными способами, не разрушая нашего строгого эмиссионного закона. Я придавал исключительное значение тому, что только в этом случае мы сохраним устойчивость нашего финансового положения на мировом рынке, устраним колебания ваших фондов на этом рынке и быстро исправим все невзгоды войны, тогда как прекративши наш золотой размен, мы легко можем вовсе не вернуться к нему в течение длинного промежутка времени.

Не поднялось ни одного голоса против такого принципиального взгляда. Даже наиболее осторожный из всех и, пожалуй, лучше всех нас знавший Японию П. М. Романов не поднял своего голоса против нашего общего заключения и только настаивал на одном, чтобы во всей Сибири, начиная от Урала и по всей Маньчжурии, мы решительно отказались от фактического выпуска золота из казначейств, ввиду близости Китая и лёгкости ухода золота туда, и производили все расплаты исключительно бумажным рублём».

Из воспоминаний иностранного офицера

«Хотя разрушение Москвы и было большим ущербом для русских, однако эта потеря была для нас ещё чувствительнее, так как позволяла нашим врагам извлечь все выгоды, связанные с их суровым климатом. Напрасно среди нас говорили, что пожар столицы был бесполезен и что французская армия должна, напротив, радоваться, что ей удалось избавиться от многочисленного населения, которое, благодаря своей пылкой фантастической натуре, могло восстать стихийно. Рассуждая об этом, я убеждаюсь, что русское правительство боялось, зная хитрость нашего вождя, как бы это самое население, далёкое от возмущения против нас, не послужило бы орудием для выполнения наших планов. Боялось и того, что большинство сановников, увлекшись этим опасным примером или прельстившись заманчивыми обещаниями, забудет интересы своей родины и согласится на всё, чего потребует от них честолюбивый _______________________. Чтоб предупредить это бедствие, Ростопчин и зажёг Москву, думая, что один уж этот великий пример поднимет энергию дворянства и пробудит в народе живую ненависть, жертвой которой должны сделаться мы. К тому же этот город был снабжён продовольствием на восемь месяцев, и французская армия, занимая его, предполагала дождаться в нём весны и тогда двинуться в поход с резервными войсками, которые раскинулись лагерем в Смоленске и на Немане. Пожар же в Москве принудил нас к быстрому отступлению в разгар самого сурового времени года. План, построенный русскими на этом расчёте, был вполне верен, так как наша грозная армия, пришедшая во время прекрасной погоды, потеряла треть своего состава только благодаря быстрому передвижению. Нечего было также бояться русскому правительству того, что мы расположимся в какой-нибудь другой местности: отсутствие дисциплины обратило в пустыню все покоренные нами места, а непредусмотрительность того, кто руководил предприятием, не щадила ничего нужного для обратного пути. Чтобы дополнить картину наших бед в разгар мнимой победы, необходимо сказать, что все были страшно измучены маршами и обезоружены стойкостью русских».

Из исторического источника

«Эскадра Рожественского погибла не вследствие численного превосходства вражеского флота, равно как не благодаря лучшему техническому оборудованию последнего. Всё это в страшной Цусимской драме могло играть лишь подчинённую роль. Эскадра Рожественского состояла из 8 броненосцев, 3 бронепалубных крейсеров, 6 броненосных крейсеров, 3 береговых броненосцев и 11 контрминоносцев и была по числу тяжёлых орудий сильнее врага.

Главная причина гибели русской эскадры, потонувшей, не успев нанести никакого вреда врагу, заключалась в пренебрежении главнокомандующего самыми основными правилами морского боя, плохой стрельбе и неумении русских моряков маневрировать. В то время как суда противника делали только один выстрел, наши делали три, но зато противник попадал всегда с изумительной точностью в жизненные части наших судов, в то время как наши моряки или верхушки мачт. В русском совершенно промахивались, или попадали только в правительственном отчёте о Цусимской битве мы читаем: „Стрельба противника была очень меткая, они буквально засыпали наши суда снарядами, стреляли фугасными снарядами, сносили трубы, рангоут и все надстройки, производили пожары и уже после этого начинали палить бронебойными снарядами”. Совершенно иначе отзывается противник о стрельбе русских, констатируя, что последние стреляли слишком часто, но редко попадали в цель, что признают, впрочем, и сами русские офицеры. Вначале на каждый меткий наш выстрел приходилось три вражеских попадания, а позже отношение это стало разительнее. В этом-то превосходстве вражеской стрельбы над нашей и лежит причина так дёшево доставшейся им победы. Если у нас и были очень существенные дефекты судостроения и вообще материальной части флота, всё-таки основная причина полного разгрома нашего флота лежит не в них. У противника было 16 крупных двенадцатидюймовых орудий против наших 26, но так как они стреляли в три раза лучше, то это отношение было уже как 48 к 26 и даже 64 к 26.

„Сероватая окраска вражеских судов слилась с мглой, делала их малозаметными” -писали с изумлением спасшиеся русские офицеры, представляя отчёт по начальству. Наши моряки, как оказывается, не знали, какой цвет краски уменьшает видимость судов и мешает прицеливаться»

Из манифеста императора

«Божей милостию мы, император и самодержец Всероссийский, чрез сие объявляем. Понеже князь Меншиков при вступлении нашем на российский наш наследный престол прежние неумеренные и худые свои поступки не оставил, но и такую на себя амбицию взял и самовластно и предерзостно поступал, что весьма самодержавной нашей императорской власти противно и государственным интересам вредительно, а именно:

По преставлении бабки нашей принудил нас жить в доме своём, лукаво представляя и внушая нам некоторые в правительстве нашем опасности, и потом дерзнул нас принудить на публичный сговор к сочетанию нашему на дочери своей, княжне Марье, угрожая, ежели б мы на то не соизволили, весьма нам противным и вредительным злым своим намерением.

Бабке нашей, великой государыне царице Евдокии Фёдоровне, чинил многие противности. Он под образом её величества соизволения в монастырь послал её величество без ведома и соизволения нашего. Рассылал от себя в коллегии и канцелярии наши, также к губернаторам и к другим правителям повелительные указы без ведома и соизволения нашего и без общего согласия Верховного тайного совета, которые не только нашей императорской власти противны, но и государству вредительны. В Лифляндии и Эстляндии знатные местности у некоторых особ отнял чрез составные и фальшивые контракты, принуждая их к тем своими угрозами за малые деньги, а в контрактах писал, будто им от него плачены настоящие цены.

И хотя он, князь Меншиков, за такие свои против нашей императорской самодержавной власти дерзости и вредительные государству поступки по государственным правам довёлся смертной казни, но мы от смертной казни его освободить повелели, а лиша всех его честей и чинов, со всею его фамилией послан в ссылку и содержится из крепости неисходны».

Из воспоминаний современника

«После тяжкой войны, в которой все состояния, участвуя, оказали равное усердие и верность престолу и отечеству; когда всякий ожидал в мире вожделенного спокойствия, внезапно войти в селения военною рукой, взять дома мирных земледельцев, всё, дедами и самими ими нажитое, да и их самих в общий состав нового воинства - едва ли история представляет что-либо тому подобное. К сему присовокупить должно вынужденную уступку и покупку соседственных земель и поместий: ибо одна несправедливость естественно рождает другую. Возникли, с одной стороны, отчаянное сопротивление, особенно на юге, с другой - строгие меры укрощения. Всей России сделались известны сцены, которых никто не мог полагать возможными в царствование государя, толико кроткого, человеколюбивого! Общее недоумение разрешалось одним лицом графа Аракчеева. Оно во всех подобных действиях служило экраном для особы монарха.

Цель поселений объявлена после - освобождение России от тяжкой рекрутской повинности. Осмеливаюсь, государь, представить, что уменьшение срока службы по примеру Пруссии до 8 или до 12 лет удовлетворило бы сей цели справедливее, прочнее и безопаснее: ибо тогда чрез 25 лет во всей России разлился бы дух военный, и крестьяне столь же бы легко стали расставаться с детьми, как дворяне, кои прежде также отпускали, как на смерть, а теперь охотно сами везут. Возвратившиеся в семейство могли бы жениться, заниматься крестьянским бытом и, наживая детей, воспитывали бы их заранее быть солдатами, сами были бы готовые ландверы.

Мысль о поселении войск не новая. Бурхард Миних представлял императрице Анне Иоанновне проект о заселении границ турецких, польских и шведских войсками, с тем, чтобы они приучались к тому роду войны, который с сими неприятелями приличен. Поселение на границе может быть действительно оплотом, но внутри государства другие следствия возможны. При разных мнениях о сём иностранцев известен краткий отзыв Веллингтона. Я слышал его из уст графа Ростопчина: видно, что русское правительство не боится штыков!»